— Это повествование о том, как человек смог помочь другому человеку. Душа спасла душу. Когда Бог сделал мою жену инструментом в руках его. — начинает разговор Евгений.

Мы сидим на кухне, слушаем, как закипает чайник и жуем печенье, которое нам предложила Наталья. В вазе стоят цветы — недавно было пять лет с того момента, как Евгений с Натальей поженились. На кухне периодически появляются малыши — их внуки. Один из них — тот, что постарше и уже умеет ходить — на короткое время забирается к моему собеседнику на руки.

— Меня здесь приняли как равноценного. Я сказал уже взрослым детям жены: «Папой я вам не могу быть, отчимом не хочу быть, другом буду». И стал другом. Отношения у нас — слава Богу, пусть и дальше так будет. А вот дед из меня получается самый настоящий. — смеется Евгений.

А потом мрачнеет. И из светлого, уютного настоящего мы переносимся в прошлое — другое прошлое.

— Училище давало хорошую базу. С такого старта можно было подняться очень высоко, пересесть на серьезную технику, если бы ничего не изменилось.

Но изменилось многое. Молодой летчик Евгений оканчивал училище в 1992 году — сразу после развала СССР. О распределении, которое получали выпускники предыдущих лет, можно было забыть, а самому устроиться в авиацию было почти невозможно.

А Евгению нужно было обеспечивать семью. На последнем курсе училища он женился.   Потом родился сын, но семейное счастье было недолгим. 

— Я думал, что я ее очень любил! Только с возрастом понял, что с моей стороны это была не любовь, а  влюбленность. А она меня совсем не любила. И хорошего у нас, кроме секса, и не было ничего. Но у меня была установка, что должна быть семья. На родителей своих смотрел: они столько лет прожили хорошо, никогда не ругались. А я не хотел домой идти, на работу убегал. Сейчас смотрю на внука, радуюсь: каждый шаг, каждое словечко ловлю, прямо глотаю. А тогда на своего сына у меня не было времени. Я весь в работе, весь в работе, работе, работе.

Работал Евгений в коммерации. Ненадолго удалось пробиться в авиацию, но вскоре снова вернулся к купи-продай». «Послушный, хороший мальчик» вряд ли преуспел бы в этой сфере в 90-е годы. Но Евгений уже давно стал другим: еще в середине учебы превратился в бунтаря, который не выносил правила и не признавал авторитетов.

— Дела шли очень хорошо, я был очень успешен. Не вел счет деньгам: просто приносил домой, сколько заработал, и мы с женой брали из тумбочки, сколько нужно. Я зарабатывал-зарабатывал, они тратились-тратились. Расходовались мгновенно, все время нужно было больше, еще и еще. А потом я оказался в долгах.

Долги быстро выросли до таких размеров, что поставили под угрозу не только финансовое благополучие, но и жизнь Евгения. И он сбежал в Беларусь — к родителям. Они переехали сюда в начале 90-х — это их родина.

Евгений думал, что заработает денег, отдаст долги и спокойно вернется назад. Но все пошло не плану.

Попытки заработать потерпели крах, и Евгений оказался в еще больших долгах. А параллельно стал сильно пить.

— Чтобы алкоголь захватил, достаточно потерять страх. Мы и в детстве, и в училище с пацанами баловались. А после учебы — свобода, вседозволенность, деньги… Я потерял страх и стал алкоголиком, просто скрытым. Алкоголик — не тот, кто пьет с утра до ночи. Он может отлично функционировать: работать, зарабатывать.

Евгений переехал в Пуховичский район, стал работать, где придется — в основном, на стройках. Завел новые отношения. На этот раз не по любви: жил с женщиной, которая продавала ему самогон. «Чтобы быть поближе к спиртному» — объясняет.

Но вскоре взял себя в руки, закодировался и за семь лет без алкоголя вернулся к нормальной жизни. Купил машину, сделал ремонт в квартире, восстановил свое летное удостоверение, уехал в Комсомольск на Амуре — работать летчиком.

— Так, спустя 15 лет после окончания учебы, я исполнил свою мечту и стал, наконец, летчиком.

Жизнь наладилась и, казалось, навсегда. Работа спорилась, хоть загрузка была небольшой. Зато заработок был высоким. Евгений очень собой гордился. Казалось, весь мир был у его ног: как в прямом, так и в переносном смысле.

— Я думал, что самый умный, что все могу. В авиации такое нередко: приехал с провинции, сел на большую технику, получил первую зарплату — волосы дыбом, сопли пузырями. Думаешь, так всегда будет. И понеслась душа в рай… Опять все это дело в грех меня впустило. Все, что я не пил, не курил все эти семь лет, вернулось ко мне в семикратном размере. Сейчас меня Господь освободил и от алкоголизма, и от курения, и от мата. От многого освободил Господь. Не то, что я держусь — я свободен от этого. А раньше это нельзя назвать свободой: я просто держался какое-то время. И в армии, и в авиации с этим строго. Но то, что строго — люди всегда находят лазейки: мы везде пили и сильно.

Если в крови летчика обнаружат остатки алкоголя, летное свидетельство отбирают сразу без права восстановления.

— Прежде всего алкоголь отнимает разум. Любой алкоголик понимает то, что он теряет, только когда он это потерял. Настолько сознание притуплено, настолько преобладает грех в тебе, что на остальное мозгов не хватает.

Евгений продержался полгода. Ни перестать пить, ни скрывать это, он уже не мог. Его уволили, он вернулся в Беларусь.

— Какое у меня было эмоциональное состояние? До меня дошло, что я своими руками разрушил свою мечту и свою жизнь. Что это все. Я с Хабаровска летел самолетом через Москву, с Москвы ехал поездом в Минск, а с Минска добиралася до Сокола (поселок возле Минска, сейчас — часть Минска — прим. автора.). Этот маршрут я не помню вообще, ни одной минуты. Из-за стресса был полный провал памяти.

Через некоторое время на почве сильной алкогольной интоксикации Евгений попал в больницу. После его попросили съехать из коттеджа, в котором он жил в Соколе: он слишком сильно пил. Близких в Беларуси у Евгения не осталось. Личные отношения он разорвал перед отъездом, отец умер, мама с сестрой уехали в Россию. Евгений снял комнату в Минске - в Серебрянке. Его рекомендовали как хорошего квартиранта, но он продолжал пить. Через месяц терпение хозяев лопнуло, и Евгений вынужден был идти на улицу.

— Я вышел на улицу. Подошел ко мне «сочувствующий» и после короткого разговора мы определились с ночлегом. Он привел меня на «хату», где мне помогли избавиться от остальных денег, какие у меня были. За месяц я пропил все.

Евгений спустил больше 2 тысяч долларов. Каждый день утром с «друзьями» меняли 50 евро, на которые весь день пили. А потом деньги кончились, и его выгнали и из этой «хаты». Со словами «ты, если что, заходи».

— Вышел на улицу. Денег нет, ничего нет. Стою.

К Евгению подошел местный бездомный.
— Говорит, пойдем, научу тебя выживать в городе Минске. Он, кстати, до сих пор живет на улице в нашем районе, но он не хочет к Богу, менять что-то.

Первый делом этот бездомный объяснил, как добывать еду.
— Он говорит: «Лезь в контейнер». Я говорю: «Ты что, как? А люди что скажут?». Он мне: «Хочешь сдохнуть, пожалуйста, помирай. Ты людям нужен? Если бы нужен людям был, тебя бы здесь не было».

Какое-то время Евгений сопротивлялся, но в итоге сдался.
— Я не помню свой первый контейнер. Как и не помню свой первый прыжок с парашютом. Это приблизительно то же самое. Когда тебя в одном положении заклинило, ты летишь вниз и уже перед самой землей слышишь «сгруппируйтесь». То же самое с мусоркой — ты в полной прострации лезешь туда. Но день-два-три — и барьер пройден. Это такой переломный момент. Кажется, что это что-то такое невероятное, это не укладывается в голове. А на самом деле все это очень просто.

Вскоре его мозг перестроился — Евгений перестал смотреть на мусорки как на «гору помоев», а стал видеть там источник своего заработка: хорошие вещи и электрооборудование, которые можно продать; цветной металл, бутылки, макулатуру, которые можно сдать.

Сначала еще были попытки найти работу. Но заканчивалось все быстро и плохо.

— Бывало такое: на склады поедешь в логистический центр, смотришь, а там рваный пакет с чипсами. А ты ж голодный… В конце работы тебя подводят к этому пакету: «Ты съел?». И увольняют. Но это в начале. А потом, когда ты долго пожил на улице, уже не устроишься никуда. Ты вонючий, грязный, пьяный все время. Потому бомжи и идут к мусоркам: потому что это самый безопасный, самый безотказный вид заработка.

По иронии судьбы Евгений был «успешным» бездомным. «Преуспевал» в сборе бутылок: находил их даже там, где только что не заметили другие бездомные; оброс «социальными связями»: его знали другие бездомные, в пункте приема, некоторые люди, которые жили в этом районе.

— Одна женщина меня подкармливала. Она бездомным котам еду варила, и мне давала с хлебом покушать. Мы с ней до сих пор периодически пересекаемся.

Дни проходили одинаково: лазил по мусоркам, а потом продавал или сдавал добычу. Работать нужно было сутки напролет: «Не целый день — целые сутки».

— Обязательно это дело сопровождалось бурными возлияниями. В другом состоянии работать было невозможно. Для меня ужасна была мысль, что я оттуда (показывает на небо) попал сюда. Если ночью у меня не получалось ужраться, чтобы вырубиться, было страшно. Было очень страшно. Меня страшила мысль, что вот это — моя жизнь. Ты понимаешь, что предназначен для совсем другого, что не должно было с тобой такое произойти. У меня и мозги есть, и руки есть, и все есть. И как это я оказался здесь? Когда всю ночь думаешь об этом, по шкуре бегают мурашки. Не только вши, но и нервозные мурашки.

Ночи Евгений проводил, «где Бог пошлет». Чаще всего — в подъездах, на техэтажах. Нередко — в милиции: туда его регулярно забирали за пьянство. «А трезвым я быть не мог» — напоминает Евгений.

— С одного подъезда выгонят, в другой перейдешь. Иногда милиция вечером забирала, а утром прогоняла — вот и переночевал. Иногда «товарищи» говорили: «Пошли туда, бери бутылку, переночуем на хате». Идешь.

Одна из таких «хат» находилась в одном большом доме в Серебрянке. Бездомные частенько приходили туда со своей выпивкой, а потом оставались на ночевку. Иногда к нему заходил и Евгений.

— Однажды вечером я к нему пришел, а он взял и не открыл. А у меня уже не было сил куда-то идти. Нашел закуток за дверями на том же этаже и уснул. Захрапел. Вот и разбудил…

На прощание Наталья сказала, что Евгений может прийти еще, только трезвым. На этом и разошлись — каждый в свою жизнь. Евгений продолжил «бомжевать», Наталья — ходить в церковь, на работу.

Но скоро Евгений пришел снова. А потом опять. И опять. Заходил не особенно часто и ненадолго: кушал, пил чай и после недолгой беседы снова уходил. Почему приходил? Пожимает плечами: «Тянуло». У него не было ни цели, ни плана, ни надежды. Просто в какой-то момент ноги сами вели в теплый дом к «Наталье Викторовне», откуда его никогда не гнали.

Наталья же внутренне уже взяла над ним опеку как христианка. Скоро у Евгения появился свой набор посуды в доме Натальи, новая одежда, а с собой ему дали коврик — чтобы не спать на холодном полу в подъездах. Даже характерный для бездомного запах Наталья перестала слышать: «Попросила, чтобы Бог меня освободил от этого».

А еще Наталье было интересно с общаться с Евгением. Хорошо поставленная речь, темы, которые он поднимал, факты, которые рассказывал, выдавали образованного и еще думающего человека. Она очень хотела верить, что еще можно его спасти. Но было непонятно, можно ли к нему достучаться: он был очень закрыт. Хоть Евгений признается, что к тому времени Наталья понравилась.

— Кто я, а кто она. Конечно, я даже мысли не допускал, что мы можем быть вместе. К тому времени я уже почти три года провел на улице. И пришло полное равнодушие. Оно быстро приходит. Когда понимаешь, что выхода нет, просто плывешь по течению. Критическое мышление напрочь отсутствует. И все принимаешь без энтузиазма. Сегодня позвали — хорошо, завтра не позовут — тоже неплохо. Уже почти не было никаких эмоций, ничего, такое отупение.

Однажды Евгений пришел в тот момент, когда Наталья рассматривала свои старые фотографии. И вспомнил про свою страничку в Одноклассниках. На фото перед ней предстал не хмурый, замкнутый бездомный, а жизнерадостный летчик и веселый мужчина с гитарой в руках. Наталья решила, «раз гитара, значит, музыку любит, попробую через музыку достучаться» и при следующей встрече включила ему песни христианского музыканта Александра Ролича. Евгений слушал, слушал и… заплакал.

— Я думаю, Господи, спасибо тебе! Живой, раз плачет! — вспоминает Наталья.

Наталья решила: пока живой, надо спасать. А знала только один путь спасения — через Бога.
— Когда она спросила, хочу ли я изменить свою жизнь и заговорила о Боге, я решил, что попал к сектантам и сбежал. — объясняет Евгений.

Евгений не приходил больше двух месяцев. Наталья могла наблюдать в окно, как он катит по району детскую коляску с бутылками и макулатурой, как пьет с «товарищами». На какое-то время он совсем исчез из поля зрения. Но однажды, в холодный январский день, в день своего рождения, ноги привели Евгения к знакомым дверям. И двери снова открылись.

— Я шел не к Богу, а к человеку. Если бы она мне при первой встрече дала Евангелие и сказала: «Вот. Покайся, веруй в Иисуса Христа», то я бы никогда больше не пришел. Когда начинаешь бомжу говорить, что тебе к Богу надо, он категорически отрицает. Категорически. Скажет: «Да иди ты со своим Богом. Он мне что, 100 грамм даст». Потому что они в другой реальности живут. Потому что там совсем не до того. Важнее другие аспекты — человеческая поддержка. Я ее чувствовал. Мне душу согревали по капельке. И получилось море.

А еще за эти два месяца Евгений осознал, что его ждет. Обычно бездомные тешат себя надеждой, что вот, скоро, еще немного, и у них все налидится. И так живут, а потом умирают.

— Многие мои тогдашние «товарищи» так до сих пор мне рассказывают, что уже «почти и скоро будет все по-другому». Я понял, что сам не пробьюсь. Что просто закончу жизнь бесславно совершенно.

А Наталья с дочерью к тому времени решили: если придет, возьмут над ним «более серьезное попечение» и придумают, как его вытянуть с улицы. Но обо всем этом они скажут друг другу позже. А тогда лишь обменялись короткими:

— У меня сегодня день рождения
— А у нас для тебя подарок.

В тот вечер Евгений впервые за несколько лет помылся в ванной, переоделся и уснул в чистой кровати.

Через несколько дней Наталья поняла, что делать: Евгений должен был ехать в реабилитационный центр. Реабилитационные центры обычно строятся при протестанстских церквях. Люди живут и работают на территории центра, не покидают его вообще, а в свободное время читают Библию, говорят о слове Божием с наставниками. И избавляются от зависимостей через полное «обновление ума и души». Конечно, это сложно: нужно полностью измениться.

— Это очень важный этап, чтобы вернуться в жизнь. Грех сильнее человека и сам он ни за что не выберется. Я несколько раз попадал в Новинки (психитарическая больница - прим. автора). Отлежался, отоспался, полечили меня. Были мысли, что я уже больше не буду пить. А выходишь, стакан увидел и думаешь: «Какие мысли дурные не приходят в голову». И опять за старое.

В том, что грех сильнее человека, Евгений окончательно убедился перед самым отъездом на реабилитацию. Он взял один день, чтобы раздать долги. И в тот день повезло как никогда: нашел столько бутылок, что хватило и на то, чтобы вернуть все долги, и на то, чтобы вхлам напиться. Но к заветной двери дошел и, как когда-то, уснул прямо под ней.

А утром пастор, с которым договорилась Наталья, забрал Евгения на реабилитацию.

Про жизнь в реабилитационном центре Евгений говорит коротко «было сложно». Связь с Натальей они почти потеряли. Иногда ей знакомые говорили, что «видели твоего летчика, оживает». Оживание началось не сразу и проходило через осознание, сильную душевную боль, приступы отчаяния, ужаса и слезы.

— Я для себя принял, что должен этот центр пройти, как подобает. Я даже не знал, изменится моя жизнь или нет. У меня перспектив не было. Я даже не думал, что женюсь, работу найду. Я даже не думал. Я просто знал, что этот этап жизни нужно пройти во что бы то ни стало. Иисус был смиренным. И я должен был смириться, чтобы Бог начал работать с моим сердцем.

Евгений убежден: только реабилитационный центр может помочь человеку по-настоящему что-то изменить.

— Когда я еще жил на улице, Наталья звала меня в церковь. Как я пойду? Я — с техэтажа? У меня «квадратная» голова, я вонючий, грязный. А там другие люди, их много. Вот так многие приходят в церковь и уходят сразу. Потому что без поддержки человеческой ты все равно ничего не можешь. Если сам по себе, то сегодня придешь, а завтра уже не придешь. Человек просто разочаруется еще больше и вернется к своим привычным способам — напьется и все.

Через полтора года, когда закончился срок его пребывания в центре, Евгений решил, что останется там уже в качестве одного из сотрудников. С Натальей они иногда созванивались, встречались на церковных мероприятиях. Чувства к «Наталье Викторовне» — только так он называл ее до самой свадьбы — никуда не делись, но о совместном будущем он даже не мечтал.

— Что я мог ей предложить?

Спасла ситуацию Наталья. Она тоже с удивлением обнаружила, что ей нравится Евгений, и однажды ему об этом намекнула. Через полгода после этого разговора Евгений и Наталья поженились.

Перед свадьбой было много страхов, но все они оказались пустыми. Наталья поняла, что «так хотел Бог», а ее дети, окружение и пастор отнеслись к их свадьбе исключительно положительно. Евгения приняли в семью как равного, да и он не подвел: быстро нашел работу кочегаром и через три дня после свадьбы принес свою первую зарплату.

Уже пять лет Евгений с Натальей живут вместе как обычная семья. Работают, помогают детям няньчить внуков, ходят в церковь, поддерживают друг друга, учатся друг у друга. Кстати, дочь Натальи вышла замуж за служителя из реабилитационного центра, с которым познакомил их Евгений.

— Наши детки будут брать еще одного ребёнка из детского дома: уже ходят на занятия, после которых можно будет взять. Мы с женой в умилении от их желания. Вот такие события в нашей жизни. — рассказывает последние новости Евгений.

Мы прощаемся. Евгений стоит в проеме двери — той самой двери, под которой, еще не так давно он спал пьяным бездомным. А там, где он когда-то спал, стоят коляски его внуков.

— Мог ли я вообще думать, что меня такое ждёт? — улыбается мужчина.

А я думаю о том, какие разные реальности возникают у одной и той же двери. И как много меняется в тот миг, когда один человек решает открыть эту дверь для другого.